Страницы:

1 | 2 | 3


<< Алексей Левинский

Не в своей палатке.

«Смерть Тарелкина» в постановке Алексея Левинского.

Коммерсант

Театр имени Ермоловой показал премьеру спектакля по пьесе Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина». Это работа Алексея Левинского, одного из самых самобытных московских режиссеров. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ. 

Честно говоря, когда театральная афиша начинает пестреть не «Тремя сестрами» и не «Последними жертвами», а «Смертями Тарелкина», становится как-то не по себе. Не потому, что речь идет о смерти, а потому, что жизнь родной страны обрисована в пьесе Сухово-Кобылина слишком угрожающе, беспощадно и безнадежно. Мерзость полицейской системы России в «Тарелкине» сгущена до фантасмагории. Непобедимость системы явлена с беспощадной ясностью: корень зла Сухово-Кобылин видел не в конкретных социальных обстоятельствах, а в мерзостной сути человеческого материала. Его персонажи не вполне люди.

Казалось бы, Алексею Левинскому не впервой выводить на сцену людей из зазеркалья. Его герои, ставил ли он Островского или Чехова, всегда были слегка мертвецами, чуть-чуть оборотнями, существующими будто бы в разреженном пространстве. Улыбки в забавных и умных спектаклях господина Левинского обычно выглядели немного кривоватыми, нездешними, вызывающими холодок и тревогу. Лица были гримасами, масками. В сущности, «Смерти Тарелкина» вполне подошла бы такая эстетика, и можно было бы заранее себе представить, как должен выглядеть Сухово-Кобылин в Малом зале Театра имени Ермоловой, где уже много лет обитает Левинский и его неформальная маленькая труппа, своего рода театр в театре.

Но жизнь внесла поправки. Дело в том, что Алексей Левинский в последние годы поработал актером в театре «Около дома Станиславского» у Юрия Погребничко и попал под обаяние другого режиссерского таланта. В принципе они очень похожи, Погребничко и Левинский. Оба маргиналы, вьющие свои театральные гнезда вдали от мейнстримовских бурь. Оба не оглядываются на моду и не гонятся за кассой, предпочитая работать для круга «посвященных», в который не так-то просто влиться, завернув на огонек с улицы. Но разница интонаций налицо: у Погребничко она более лирическая, отчасти даже виноватая и примирительная. Поработав в театре «Около», господин Левинский, можно сказать, тоже смягчился.

Нет, меланхолия а-ля Погребничко не подчинила его целиком и полностью. «Смерть Тарелкина» Левинского играется будто бы в кукольном театре. Оказавшись за ширмой, герои обретают ту степень остранения и механистичности, которая должна выдавать в них нелюдей. Но разбит этот кукольный театр внутри походной солдатской палатки, которой художник Виктор Архипов занял всю тесноватую сцену. Бог весть какие на самом деле войска здесь обретаются (злодей Варравин, например, одет в форму американского военного, и на груди у актера Александра Ковалева написано Warravin) и что за война идет по ту сторону брезента, но обитатели палатки вызывают скорее жалость, чем страх и брезгливость. Вот еще и квартет не то бомжующих, не то заключенных музыкантов приблудился. Они-то совсем «погребничковские». Покорно наигрывают всякие немудреные городские мелодии, отчего сам сюжет Сухово-Кобылина оказывается окутан извечной тюремной романтикой, тоже очень российской, но вполне здешней, без налета чертовщины. А Сергей Калашников так смешно и даже трогательно изображает Кандида Тарелкина, что несимпатичного, в сущности, персонажа невозможно не пожалеть. Во всяком случае, легко представить себя на месте этого персонажа.

Но сказать, что Алексей Левинский поставил спектакль приятный во всех отношениях, не получится. Примиряющая интонация в «Смерти Тарелкина» оказывается еще ужаснее, чем угрожающая. Вот Оскарас Коршуновас недавно поставил эту же пьесу в театре Et cetera как лихое постиндустриальное кабаре, где все русские упыри выглядят европеизированными компьютерными фантазиями, в меру неприятными, в меру занимательными, но нестрашными: кажется, достаточно щелкнуть мышкой компьютера, и все сразу наладится. У петербуржца Юрия Бутусова, ставившего комедию-шутку (таково авторское определение) Сухово-Кобылина, русская чертовщина овладевала сценой во всей своей питерско-гоголевской безграничности. Вот уж где правили бал всякие пакостники и уроды! Впрочем, концентрация нечисти в том спектакле была столь велика, что бояться ее зрителю не позволял здравый смысл. Ну да, таков страшный сон, но ведь достаточно проснуться, чтобы воспрянуть к жизни. От жизни, которую показал Алексей Левинский, не отключиться и отряхнуться. Она родная, здешняя, неизбывная и даже по-своему ласковая. Поэтому очень страшно.

Роман Должанский, 30.04.2005