Страницы:

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12


…3НАКОМЫЕ ВСЕ ЛИЦА!..

«Слово»

Начну с пространной цитаты, но уж очень она точна! «Сухово-Кобылин имея смелость вывести на сцену весь следственный арсенал дореформен-ного застенка-квартала: пытка полотенцем, пытка бойлом городовых, пытка темною, пытка жаждою — проходит перед возмущенным зрителем в ряде быстрых, грубых картин. Гениальна уже сама основная мысль автора — сделать в центре комедии, в роли судебного надзирателя, незабвенного Ивана Антоновича Расплюева… Шулер с тремя трепками на день — в охранителях закона у общества! И в каких охранителях!» Эти слова принадлежат выдающемуся сатирику и фельетонисту А. Амфитеатрову. А его коллега не менее знаменитый Влас Дорошевич акцентирует короткий диалог из пьесы:"Когда Расплюев выходил из зала суда, он встретил Оха. — Что, брат, прошло наше время? — спросил Ох. — Нет, брат! Врешь! Не прошло еще наше время! — радостно ответил Расплюев. — Не кончились наши «веселые дни!» И Дорошевич особо подчеркивает, что Расплюев — «оборотень не умирающий, вечно живущий», и говорит, что перед зрителями и читателями наблюдается «таинственное превращение человека в кровь и плоть полицейского». Необходимо добавить от себя, что не только Расплюев, но и фатоватый Кречинский помогали фельетонистам бить по русскому абсолютизму…

«Смерть Тарелкина», обозначенная как комедия-шутка (волею автора!), была написана в 1868 году, но путь ее на сцену был почти бесконечно долгим, чего нельзя сказать о написанных ранее двух частях трилогии под общим названием «Картинки прошедшего» — о «Свадьбе Кречинского» и «Деле».Острота всей трилогии была вне сомнений, да автор и не пытался что-то пригладить или ослабить мощную сатирическую струю своего яркого дарования. Не случайно во многом узнаваемый и сейчас Сухово-Кобылин пришел и живет не только на сценах драматических театров, но и на площадках музыкальных: достаточно вспомнить всю трилогию в жанре мюзикла, созданную талантливым петербуржцем Александром Колкером, или оперу одаренного москвича Александра Кулыгина… Неудивительно и то, что нынче «Смерть Тарелкина» появилась сразу в трех столичных театрах, и ожидается премьера ее в Малом театре. Нужен какой-то особенный острый ключ, чтобы «смешнота» не стала самоцелью, а обрела ярко выраженное самостоятельное вполне зловещее звучание, в чем-то напомнив по выразительности и смелости давний уже спектакль в Театре имени Маяковского совсем молодого тогда режиссера Петра Фоменко с удивительным Алексеем Эйбоженко в роли Тарелкина.

Вот мы любим часто (может быть, слишком часто!) повторять, что драматургия А. Н. Островского словно создана сегодня, так узнаваема и актуальна ее проблематика. Но ведь и то же самое мы убежденно и справедливо говорим о Салтыкове-Щедрине. И, конечно, о Сухово-Кобылине. И вот премьера у ермоловцев в постановке умницы и выдумщика Алексея Левинского стала бесспорно и общепризнанно одним из самых ярких явлений минувшего театрального сезона. Теперь спектаклю предстоит серьезный путь в новом сезоне, но билеты на него уже проданы задолго вперед. А почему? И потому, что все, происходящее в пьесе, несмотря на парадоксальность ситуации и нескрываемый метафоризм, крайне узнаваемо сегодня. И это касается отнюдь не только полиции с Расплюевым (С. Власенко) и Охом (В. Мурашов), но и горького положения MНОГИх, кто окружает достаточно мерзкого Тарелкина (блестящая работа А. Калашникова), да еще Тарелкина, вызывающего порой странное сочувствие. Как интересно и OCTРO решена режиссерски и актерски череда «маленьких» людишек, что вторгается в тарелкинскую жизнь! Попугайчиков (С. Бадичкин), Чванкин (Д. Павленко), Брандахлыстова (очень хороша в этой роли Е. Папанова), Пахомов (В. Зотов)… Я называю не всех, но надо было все же назвать всех, хотя… Когда есть настоящий ансамбль, не так уж и важно вспоминать все инструменты, его составляющие. 

И что особенно важно: А. Левинский даже не просто ввел, а врастил, в свой спектакль четверку колоритных разновозрастных горожан с окраин, которые по ходу действия поют приблатнённые песни — например, «Кирпичики» или «Бублички». А если надо, то эта четверка, как театральные сани или просто играющие персонажи, вклиниваются непосред-ственно в сюжет (например, дети Брандахлыстовой). Или еще, в этом, мне кажется, кроется главный успех сценографического решения спектакля: декорация (художник В. Архипов) построена в виде деревянной ширмы кукольного театра, из глубины которого возникают и сами главные персонажи, и самые разные предметики «говорящей» атрибутики: водка, стакан, тухлая рыба, рука и т.д., — и получается такой дерз-кий кукольный лубок, а каждого в зале не покидает ощущение, что где-то совсем рядом ТЫ видел и видишь этих людей-кукол, марионеток, правда, с другими именами и в других одеждах. А характеры, повторю, узнаваемы, даже слишком узнаваемы. Как и главные мысли пьесы. Драматург, а вместе с ним и театр обличительно и язвительно хохочут по поводу положения разных людей в обществе, правителей вышестоящей «канцелярии» (назовем это так!) и уголовно наказуемой выдумки Тарелкина выдавать себя за умершего соседа, чтобы в конце концов хоть каким-либо путем убежать от своего убогого настоящего и проучить мерзавца начальника Вараввина (А. Ковалев).
Если попытаться найти в спектакле хотя бы одно положительное лицо, то уверенно можно назвать только ту поющую четверку, да и то, когда она играет детей. Вспомнить Гоголя? Вспомнить, что положительный герой в «Ревизоре» — это смех? Можно, конечно. Но это — смех иной окраски. Сарказм, издевательство над бьющим едва ли не по каждому из нас происходящим, которое нужно раз и навсегда уничтожить, но пока, увы, никак не удается.

«Картины прошедшего» еще не стали в нашей жизни прошлым. Борьба с этой гнилью, что на сцене и вне ее, еще далеко не закончена. Но есть очень умный внутренний пафос в спектакле — безусловная вера в то, что рано или поздно эти марионетки Тарелкины, Расплюевы и Вараввины канут наконец в Лету, чтобы никогда уже не попадаться на нашем пути.

Наталья Лагина, 30.09.2005