Страницы:

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12


© Михаил Гутерман
«МАЛЫШ и К. »
Дядя Юлиус — Иван Сигорских
Фрекен Бок — Элен Касьяник
Карлсон — Алексей Сидоров

Белка со свистком

Вот уже много лет, практически всю свою режиссерскую жизнь Юрий Погребничко ставит один длинный, бесконечный спектакль. Его герои, как бы они ни назывались в программке — Прозоровы, Сарафановы, Счастливцев-Несчастливцев, Шалтай-Болтай, — все равно похожи друг на друга и на нас с вами совсем недавних, да, впрочем, и теперешних. Тяжелыми канатами и трехдюймовыми гвоздями они привязаны и прибиты к советскому времени, что не мешает им тем не менее витать в каких-то дзэнских эмпиреях — играть и отрешенно улыбаться, действовать и медитировать на ходу. Ни аффектов, ни страстей эти герои не ведают. Кричать и рыдать не умеют. Тонкая ирония и глубокая ностальгия, посюсторонняя озабоченность и потусторонняя беспечность, приметы быта и внебытовая среда — этот очень странный, ни на что не похожий театр мог возникнуть только здесь, в земле временно выпавших из истории и погрузившихся в мифологическое безвременье гиперборейцев.

В отличие от страны Россия — со своим укладом жизни, иерархией ценностей и вообще иерархией — страна эсэсэсэрия превратилась в плавильный котел. В этом котле все перемешалось. Тут бывшие кисейные барышни заговорили на языке шпаны, «уголовные» зеки поднабрались умных слов у «политических», номенклатурный язык стал языком искусства, мат-перемат — неотъемлемой частью интеллигентной речи, бывшие верхи стали жить по законам низов, бывшие низы стали нобилитетом. Здесь стерлась грань между блатной песней и городским романсом. Государство превратилась в казарму. Казарма в страну. Жертвы и палачи оказались взаимозаменяемы. Жизнь усреднилась. Из многослойного пирога она превратилась в мутное варево. Из жизни в смертельный хоровод-водоворот. И в этом хороводе, как перед Богом, все равны. Голый человек на голой земле…

Спектакли Погребничко — это тоже плавильный котел. И все, что попадает в него, — песни «Битлз», книга про Алису, драмы Чехова, пьесы Островского — тоже превращается в некую единую, нерасчленимую театральную субстанцию. Здесь уравнены в правах классика и вчерашний анекдот, цирковой трюк и монолог из «Гамлета», иронический Галич и простодушный ВИА, абсурд Льюиса Кэрролла и абсурд тоталитарного «совка». В душах погребничковских героев, как в Мировой душе из декадентской пьесы Треплева, живет все — они и три сестры, и работницы галантерейного магазина, и актеры, и гусары, и зеки, и бомжи. Вечные странники. Заблудившиеся во времени скитальцы. Они везде чувствуют себя своими и все воспринимают немного вчуже. Им внятно все и все запретно. Они никто и все на свете. Да что там социальное положение — у Погребничко не имеют значения даже пол и возраст. И вот Алексей Левинский (артист с лицом всезнающего еврея и глазами любознательного ребенка) играет девочку Алису, хотя на самом деле, конечно, он играет себя самого, а также самого Погребничко, а также нас с вами, ну и так далее…

В перекличке времен, перекличке культур, перекличке жизней на холодном советском юру (перекличке неизменной, навязчивой, надоедливой даже) проще всего заподозрить постмодернистский релятивизм. На самом деле это парменидовская мудрость. В глубинной сущности ничего не меняется. Все перемешалось, и все осталось как было. Прошлое не ушло — оно растворилось в настоящем. Между нами и ими (за кордоном ли живущими, в стране ли, которую мы потеряли, оставшимися) нет пропасти. Да и вообще никаких пропастей нет.

Сиреневый туман над нами проплывает. Шалтай-Болтай сидит на стене. На фоне Пушкина снимается семейство. Ах, Michelle, ma belle! Будет нам и Чехов, будет и Вампилов. Алиса с щетиной, нары с яствами, Чеширский кот с улыбкой да белка со свистком.

Марина Давыдова