Новости
Пресса

Страницы:

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12


Встать, суд идет

Хитом нынешнего театрального сезона вдруг оказалась классическая пьеса Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина». К чему бы это?

Итоги

Интереснейшая вещь — старая классическая пьеса, не шедшая в Москве, кажется, со времен знаменитого спектакля Петра Фоменко, поставленного в середине 60-х годов прошлого века, сделалась вдруг в этом сезоне страшно популярной. Один за другим вышли премьеры театра “Et cetera” и Театра им. Ермоловой, а на очереди уже другие постановки. «Смерть Тарелкина» ожидается в Малом театре, в Центре драматургии и режиссуры ее собирается ставить Алексей Казанцев, прошел слух, что Роман Козак хотел бы иметь ее в репертуаре Театра им. Пушкина, ну и так далее. Что тут, случайное совпадение? Сухово-кобылинские «упыри, вуйдалаки и мцыри» порчу свою навели? Или само время востребовало этот отчаянно гротескный, фантасмагорический фарс о полицейском беспределе в одном отдельно взятом околотке, всегда пугавший власть предержащую?
Написанная в 1868 году, пьеса была запрещена к постановке на тридцать с лишним лет, но и потом ставилась нечасто, возникая на российских сценах в моменты совсем уж глухие и душные, пугая своими пророчествами и публику, и власти. Мейерхольд, например, умудрился выпустить «Смерть Тарелкина» в Александринке, уже переименованной Февральской революцией 17-го года в Драматический государственный театр, дня за два до октябрьского переворота. Потом поставил еще раз, в 1922 году, апокалипсическую гофмановскую мрачность прежнего спектакля сменил грубоватый шутовской балаган, но публика все равно пугалась, явственно ощущая, по словам рецензента, «издевку смерти над человеком». Ну а спектакль Фоменко в Театре им. Маяковского был попросту снят, запрещен партийным руководством, и спрашивать: «Почему?» — могут только совсем уж родства не помнящие. Потому что прямо про них и выходило, вот и весь ответ. Этот мистический, смешной и жуткий шабаш полицейского террора показался начальству до боли знакомым, и правильно показался. В российских театрах давно научились высказывать властям свое недовольство с помощью классической пьесы, вот и сейчас об этом вспомнили — похоже, время пришло. И в самом деле, один только милицейский беспредел в Башкирии как будто списан со страниц старой пьесы. А тут еще пресловутое «басманное» правосудие, борьба с непокорными олигархами, сиделец Ходорковский, страсти вокруг «Детей Розенталя», сериалы о советских вождях и памятники Сталину, которые то тут, то там ставить собираются, — и что-то такое слегка позабытое стало сгущаться над нами. Похоже, творческая интеллигенция снова сунула фигу в карман. На этот раз в виде классической «Смерти Тарелкина».
Пьеса и в самом деле невероятная. Сегодня она кажется предвестником всех литературных направлений XX века — обэриутов, абсурдистов и даже постмодернизма. Тут что ни фраза, то просто перл, только успевай уши подставлять. Сюжет фантастический, в страшном сне такой приснится. Тарелкин, спасаясь от кредиторов, решил умереть, но не до конца умереть, а взять документы умершего соседа Силы Силича Копылова и похоронить вместо себя куклу. То есть Копылов умер, и Тарелкин умер, кто же перед нами? Правильно, оборотень, упырь и вуйдалак. Потом начались допросы в участке, но о пророческой актуальности пьесы уже говорилось. Словом, вот он, хит нашего времени. Вышел на московскую сцену и собирается обосноваться на ней всерьез и надолго. В театре “Et cetera” «Смерть Тарелкина» поставил хорошо известный в Москве молодой литовский режиссер Оскарас Коршуновас, которого скорые на язык критики давно уже числят в лидерах европейского театрального искусства, а в Театре им. Ермоловой — скромнейший маргинал Алексей Левинский, актер, режиссер и педагог. Два эти спектакля, вышедшие на публику практически одновременно, отличаются друг от друга примерно так, как дорогой голлливудский блокбастер от малобюджетного независимого кино, снятого ручной камерой. На премьеру к Александру Калягину собрались весь бомонд и почти вся пресса, в Ермоловском театре, от которого уже много лет не ждут никаких художественных потрясений, почетных гостей практически не было. Вот только, как говорят на Руси, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
Апокалипсис в полоску
На сцене театра “Et cetera” все в полоску. Декорация, напоминающая коробку, одну сторону которой откинули на пол, полосатая, костюмы полосатые, и даже программки и буклеты выпустили в черно-белую полосочку. От всего этого страшно рябит в глазах, а нехитрая идея прочитывается мгновенно, еще до начала спектакля. У Чехова сказано: «Вся Россия — наш сад», а мы скажем: «Вся Россия — тюрьма». Как смешно. Впрочем, смешить нас Оскарас Коршуновас явно не собирался. В подзаголовке его спектакля значится: «трагедия-буфф». Он собрался нас напугать. Для чего изобретательным режиссером придумано много спецэффектов. Задняя стенка превращена в экран, и все главные трюки играются как в теневом театре. Летают диковинные птицы, скачут всадники с копьями, тень Расплюева заглатывает сапоги и скелеты, тень Тарелкина утюгом проглаживают. Или вот еще — заяц. Весь спектакль в углу стояло нечто, рогожей прикрытое. Как только прозвучало со сцены слово «заяц», так сдернули рогожу, а там — огромный заяц красными глазами вращает. Страшно, аж жуть, поскольку о глобальной, вселенской катастрофе речь ведется. Живых людей на сцене нет, одни куклы и манекены. Актеры громко кричат, дергаются, глаза таращат, выделывают цирковые кульбиты, словом, изо всех сил изображают гротеск, под стать теням на экране. Об актуальности тоже не забыли. В общем надрывном крике некоторые фразы звучат подчеркнуто: «Врешь, не прошло еще наше время!» Свет в зале, как водится в таких случаях, зажигается, и из зала тащат на допрос человека, в современный костюм одетого.
Бог его знает, что случилось с режиссером, предыдущие спектакли которого никак не могли обещать такого прокола. То ли Москва его напугала, то ли оборотень какой попутал, но не далась ему пьеса. В интервью перед премьерой он рассказывал о замысле, звучало красиво. Волнует, говорил, мимикрия, случившаяся с его поколением, оттого и назначил на роль Тарелкина Владимира Скворцова, молодого актера. Ничего личного, увы, в спектакле не обнаружилось, одни только общеупотребимые штампы и трюки. Сказать, что Скворцов играет плохо, нельзя, ему попросту нечего играть. Александр Калягин в роли Варравина, конечно же, высится надо всеми, как Монблан. По существу, ему тоже играть нечего, но он сам по себе — величина значительная. Выходит, сразу видно, Артист. А о заявленной мимикрии напоминает одна только финальная сценка, целиком построенная на остроумном техническом фортеле: Тарелкин, про которого говорят, что он в стену оборачивался, слился в конце концов со стеной-экраном. И делу конец.
Гоп со смыком
Самое обидное, что умопомрачительный текст Сухово-Кобылина в спектакле Коршуноваса не прозвучал вовсе. В этом шумном, пестром гротеске его попросту прокричали с прыжками и ужимками. Зато у Алексея Левинского в Театре им. Ермоловой текст подан как будто на блюдечке с голубой каемочкой. Нате, ешьте с удовольствием, дорогие зрители. Иногда казалось: не может быть, что все это в XIX веке писано, тут явно какой-нибудь Сорокин или Пелевин над классиком потрудился. Но нет, Сухово-Кобылин в чистом виде, без примесей. Левинский во всем драматургу следовал, трагедией его комедию-шутку не обзывал, ничего такого фантасмагорического на сцену не выводил, цирковыми выдумками публику не запугивал. В небольшом пространстве малой сцены актеры играют просто и ясно, из кожи не вылезают, не гримасничают, почти и не мимируют, а опираются на одно только авторское слово. Левинский в последние годы активно сотрудничает с театром «ОКОЛО дома Станиславского», оттого, видимо, стилистика его спектакля живо напоминает работы Юрия Погребничко. Говорю это не в упрек, поскольку речь идет не о заимствовании, а об общих художественных принципах. К истории своей страны Левинский, многого в ней не принимая, относится с какой-то печальной нежностью, и это, как ни странно, главная краска его спектакля. По ходу действия время от времени становилось жутко от совершенно дикой, до боли знакомой обыденности происходящего, но в памяти потом остаются не обличения с разоблачениями, а только лишь печаль и нежность прожившего общую с нами жизнь режиссера.
У Левинского все просто, как в народном балагане. Из лавок составлена стена, за ней прячется помост, с которого, как в кукольном театре, возникают персонажи. Четверка музыкантов-певцов сопровождает все действие. Абсолютно серьезно поют «Кирпичики», «По морям, по волнам», «Купите бублики» и прочие хиты прошлых времен. Тельняшки, кожанки, галифе, Варравин одет в костюм американского летчика или десантника. Впрочем, до прямых аллюзий Левинский не унизился. В его спектакле ничто не педалируется, просто память цепляет из прошлого бойкий пионерский задор и городской фольклор вперемешку с зоной, покорным унижением и всеобщим страхом. Об актерах Ермоловского театра критика в последние годы не пишет вовсе, а меж тем в этом спектакле многие играют очень хорошо. Александр Ковалев (Варравин), Сергей Власенко (Расплюев), Владимир Мурашов (Ох) в спектакле явно лидируют, играют внятно, азартно и без натужных усилий. Да и все остальные смотрятся здесь славной компанией, которой хорошо работается вместе и с публикой общаться радостно. И эта негромкая радость оказалась страшно заразительной. Для немногих числом (напомним, спектакль идет на малой сцене) и не особо знатных зрителей Ермоловского театра. Так что самое время вспомнить еще одну русскую пословицу: не все то золото, что блестит. 

, 12.04.2005



© 2006—2024 ОКОЛО дома Станиславского
Электропочта: info@okolo.ru