Новости
Пресса

Страницы:

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12


© Михаил Гутерман
«МАЛЫШ и К. »
Малыш — Ольга Бешуля

Унесенные в никуда

Современная драматургия

Спектакль Саши Толстошевой по «Бегу» М. Булгакова в московском театре «Около дома Станиславского» — не о социально-политических катастрофах и не о расколе страны на два враждующих лагеря. Эта постановка – о мучительных и неосознаваемых предчувствиях перемен, как катастроф.

Саша Толстошева – молодой современный режиссер. Но, хотя она ученица Юрия Погребничко, и, как сказано в программке, спектакль поставлен при его «товарищеском участии» и в его театре «Около…», и в режиссуре постоянно проступают те или иные приемы мэтра, но постановщицу, в общем-то, совсем не интересуют… или, скажем так: не задевают!.. исторические, политические, идеологические аллюзии. 
Достаточно того, что сюжет напрямую отзывается в современности: хоть в Европе, даже буквально под боком у России, хоть в арабских странах и в Сирии, хоть далеко в Азии, в Афганистане все время идут войны – гражданские войны, раскалывающие общество, страну, семьи. Близкие люди оказываются на противоположных сторонах схватки. Жизнь сокрушается. Кто-то побеждает, кто-то проигрывает, но нет ясности – на чьей стороне правда? А проигравших несет по свету, и они теряют все, мучительно стараясь понять: за что? Отчего? Почему? Как выжить? И надо ли…
Вот это самое главное в спектакле Толстошевой, буквально, как по китайскому проклятию: «чтоб вам жить в эпоху перемен!» А только в такой эпохе и живем ныне. И неясные предчувствия и ожидания витают в воздухе, будоражат душу тревожными ожиданиями, неясными вопросами и полным отсутствием возможных ответов.
Персонажи выходят то сбоку, но чаще – из глубины сцены и идут к просцениуму иногда по двое, по трое, но чаще, как на параде: шеренгой. Почти в ногу. Эдак на показ. Даже не с воинской, а какой-то уличной отчаянной бравадой. Расхристанные, кто в чем: в галифе и исподней рубашке навыпуск. В шинелях. В цивильном. В мундирах. Сцена пуста – только кое-где, сбоку, стул или скамья или еще какой-то аксессуар, необходимый как знак или предмет для игры в конкретной ситуации (художник Александра Новоселова).
В этом движении или стоянии среди голого пространства, в этих спорах, диалогах и монологах в пустоте нет ни суеты, ни вздорности, ни истерики – хотя хватает и напора, и резких выпадов. Они все, эти существа, унесенные, как перекати поле, переменами, будто пытаются понять, уловить из воздуха: что чудится? Что мерещится? Каков смысл предчувствий и ожиданий? Ведь сначала ожидания вроде имеют оттенок надежды, но постепенно она утрачивается. И остается только попытаться угадать, прояснить внутренним взором в этом пустом пространстве пути-дороги, или бездорожье, по которому снесет и бросит неведомо куда.
Наверное, вот эта тончайшая нюансировка и есть то, что несет в себе именно сильная женская режиссура. Характеры и взаимоотношения очерчены точно, резко, твердо. Но при этом все зыбко, все неясно и неопределенно. Что-то все время ожидается. И что-то все время не сбывается. Но что? Словно четкий, но очень беглый рисунок карандашом по акварельному подмалевку. И нигде не звучат нотки «истерического трагизма». Напротив, есть место и иронии: в спектакль включен эпизод из «Театрального» романа“. После долгой, конспиративной дороги к мэтру (причем, приметы в реальности оказываются не такими, как описывались), цитируются советы мэтра молодому драматургу — как „правильно“ передать в пьесе увиденное в жизни. Но эти советы имеют отношение только к штампам искусства, но вовсе не к реальным трагедиям бытия!..
Толстошева никак не адресуется ко всем социо-политическим и прочим реалиям, породившим сюжет „Бега“. Толстошева вообще не задается вопросами: кто прав и кто виноват? И если судьба за что-то карает, то есть ли в этом „высшая справедливость“?
Режиссер и актеры показывают нам, как персонажи спектакля сталкиваются с ужасной простотой жизни: предчувствия говорят одно, а жизнь поворачивается по-другому. И можно ли верить предчувствиям? Что в них верно, кроме того, что перемены всегда ужасают? И мы с сочувствием, несколько остраненным, наблюдаем, как переживают персонажи эту ломку жизни. Чем-то похожая сразу на классную гимназическую даму и проводницу в фирменном поезде Мария Погребничко – собирательный персонаж из „Театрального романа“, существо совершенно отрешенное от реалий и озабоченное только тем, как полноценно донести „указания“ и „инструкции“. Голубков (Георгий Авшаров) — поначалу уверенный в себе, влюбленный, романтичный, но все более теряющий силы и веру. Хлудов (Сергей Каплунов) и Чарнота (Алексей Сидоров) – очерченные точно, остро личности; каждый по-своему деградирует под давлением того, что несет их по жизни. И, наверное, одна из самых удачных актерских работ спектакля: Марьяна Кирсанова в роли Люськи. Резкая, насмешливая, с горькой усмешкой и отчаянием в глазах. Перешедшая все мыслимые границы и запреты. Вывалянная в грязи – и не утерявшая темперамента, драйва жить: потому что жить надо. И не только ради себя. Но и помогая другим…
Для того, чтобы создать эту атмосферу зыбкости, это ощущение насыщенного предчувствиями пространства, Толстошевой не понадобился весь булгаковский текст. Спектакль идет всего час и десять минут. Правда, столь сильные купюры в булгаковском тексте неизбежно привели к некоторым неувязкам и невнятице. Скажем, совершенно четко ощущается, что отношение окружающих и начальства к Хлудову становится все более недоброжелательным, критическим и отрицательным. И поведение и интонации Хлудова, чем ближе к финалу, тем яснее говорят о том, что этот человек, умевший направлять людей и определять их судьбы, знает: ему есть в чем каяться, и вины его почти неискупимы. И он кается и сожалеет, и он в отчаянии: ибо понимает, что положение, в каком он оказался, утратив Родину, — наказание ему за грехи. Но за какие? Этого нет в тексте и в материале спектакля.
А знать „исходный литературный материал“ и конфликты давней исторической эпохи зритель вовсе не обязан (и нынешний зритель их и вправду не знает).Но и молодой режиссер не аппелирует ни к старым, ни к вновь вспыхнувшим спорам о о взаимных винах противоборствующих сторон давно минувших событий. Но среди нескольких безымянных персонажей-знаков в спектакле есть и такой, который обрамляет своим появлением и уходом действо. Откуда-то из-под сцены появляется некто с палочкой дирижера (Дмитрий Богдан), да еще вроде как и под хмельком. И под его дирижерские пассы начинается игра. А когда все заканчивается – он так же, нетвердо держась на ногах, исчезает под сценой. Вроде как все сыгранное – дьявольский морок-наваждение. Или навеяно путанным хмельным подсознанием…

Валерий Бегунов, 8.09.2016



© 2006—2024 ОКОЛО дома Станиславского
Электропочта: info@okolo.ru