<< Игроки

Карты, деньги, два стола

Алексей Левинский поставил Гоголя

Ведомости

В театре «Около» поставили «Игроков» Гоголя. Сыгранная за двумя карточными столами пьеса об игре превратилась в остроумное исследование механизмов современного бизнеса.

Режиссер Алексей Левинский никогда не бежал впереди прогресса и не получал больших театральных премий. Он был и остается одиночкой, а в наше время это самое непростое дело. Те, кого не затягивает массовая культура, спешат покрыть свои лавры глянцем; Левинский же при любой моде остается в стороне — и это тоже часть таланта. Он работает с актерами-любителями или, наоборот, со слишком профессиональными актерами, пытаясь отыскать под коркой штампов что-то живое. Не всегда находит — но тем острее бывает ощущение абсурда от происходящего на сцене. В прошлом сезоне, когда в Москве был бум постановок «Смерти Тарелкина», он выпустил свой спектакль на Малой сцене Театра Ермоловой. Левинский не раскрашивал очевидную в пьесе чертовщину, но очень внятно говорил о смешном и страшном убожестве людей, которыми вертят чиновники, плуты и сыскной приказ. Публицистическую тему режиссер неожиданно продолжил в гоголевских «Игроках».

С первого взгляда пьеса классика кажется поучительной, как басня, мораль которой проста: на одного шулера всегда найдется шайка шулеров. Игрок Ихарев, годами подбиравший колоду и выигравший с ней 80 тысяч, встречает в провинциальной гостинице компанию Утешительного. Ему предлагают вступить в сговор, чтобы обыграть сына богатого купца; купчик проигрывается под векселя, нужный чиновник обещает выдать деньги. Ихарев отдает отъезжающей компании свои 80, уже предвкушая 200, — но тут-то и оказывается, что все, решительно все было разыграно. И купец никакой не купец, и чиновник не чиновник, и денег нет, а Утешительного след простыл.

В спектакле Левинского карточная игра вырастает в метафору других игр, политических и экономических. Люди в одинаковых черных тройках — недавно надетых и с непривычки мешковато сидящих — до того похожи, что не отличить лакея от дворянина, мужчину от женщины (игрока Кругеля играет Наталья Позднякова), плута от другого плута. Актеры произносят текст так обстоятельно, будто слова что-то значат; и из этой чрезмерной подробности негромко проступает пустота. Самое главное здесь — не гоголевские сорные герои со странными именами, а всеобщий, всепроникающий обман. Обман не ради денег: деньги в этом мире очень призрачны.

Это не Островский, чьи герои тоже мечтают поймать свой миллион, но у которого страсти к наживе всегда противопоставлены нравственные ценности. Левинский, высказываясь о новом времени (которое в России всегда подозрительно напоминает старое), выбирает пьесы, лишенные этой нормы — вроде того же Сухово-Кобылина. Его тоска по человеку проявляется через изображение жизни, которая этого человека исказила и унизила, в которой обман есть норма и закон. Последним оплотом гуманности в «Игроках» оказывается плут-поэт (а именно поэтом своего дела играет Ихарева Анатолий Егоров). У него еще есть доверие к собратьям по цеху, к правилам игры; в финале это проявление человеческой слабости жестоко наказано. Правилом нового мира объявлена игра без правил. 

Скромно, без театральных изысков сделанные, «Игроки» Алексея Левинского вдруг оказались тем самым политическим театром, которого давно ждали. Театром не с ярким лицом современного (немецкого) социального искусства, а тихим и частным — как кухонный разговор.

Екатерина Рябова, 9.04.2007