Ласковый и нежный бес

Достоевский у Юрия Погребничко

Культура, № 7

С Достоевским режиссер Ю. Погребничко общается не столь часто, как с Чеховым. Пожалуй, нынешний спектакль — второй (первым был «Где тут про воскресение Лазаря?» там сцены из «Преступления и наказания» соединились со сценами из пьес Александра Володина). Нынешняя постановка с длинным названием «Русский дворянин-семинарист и гражданин цивилизованного мира» — это история самоубийства Кириллова из романа «Бесы» Есть в программке и прямое пояснение:"Расследование странного самоубийства?"

Слушая тексты Федора Михайловича, произносимые в обычной для Театра ОКОЛО дома Станиславского бесстрастно-заторможенной манере, автор этих строк поймала себя на мысли: более неактуального для них отрезка времени, чем нынешний, трудно вообразить. Речь-то о чем: о поисках в себе Бога, об отрицании Бога над собой, о свободе выбора, о такой степени этой свободы, при которой Бог человеку как бы и без надобности. Думая все эти маниакально-неотвязные думы, семинарист Кириллов одержим идеей самоубийства, и идея эта равна для него высшей точке человеческой свободы. По сюжету «Бесов»- Петр Верховенский со товарищи используют самоубийство идейного Кириллова, чтобы списать на него после смерти свои бесовские деяния. Так краеугольный достоевский вопрос: «Все позволено?» обретает новый объем и несколько ракурсов рассмотрения. А между тем в квартале от Театра ОКОЛО в МТЮЗе, почти созрела «Легенда о Великом инквизиторе» в постановке Камы Гинкаса. Вот уж где заявленные автором вопросы свободы и границ дозволенного взмывают на поистине космические вершины! И о чем это мы, право? Куда это мы?

Состояние наших умов и наших дел ныне таково, что понятия свободного выбора, а также права на то или иное деяние мелькают повсеместно и повседневно. Воспринимаются при этом так же плоско, как рекламный слоган, призывающий к покупке мобильника Если идея, то - креативная, если выбор, то - согласно месячному доходу, если действие-то с позиций властно-имущественной силы. Простая арифметика бытия, кажется, сбросила идейные брожения в историческую бездну. Представить себе современных юнцов, изъясняющихся в горячечном гражданском бреду, просто непостижимо. И театр, взявшийся донести мучительные дефиниции Достоевского до ушей нашей почтенной публики, выглядит не столько «кафедрой» сколько провокатором. Неймется ему, видишь ли!

В этом смысле интонация, присущая Юрию Погребничко, все же смягчает некоторый напряг обывателя. Все тихо, чуть сонно и как бы не совсем всерьез. История разыграна как расследование, где актеры попеременно — то сотрудники следственной конторы, то сами персонажи. Только-только поверишь, что печальный и странноватый Сергей Каплунов и есть самоубийца Кириллов, а он уже — Петя Верховенский. Те же мягкие метаморфозы происходят и с Константином Желдиным, и с Юрием Павловым. А то и девушки (Лика Добрянская и Татьяна Лосева) сыграют жертв и "бесов? Вернее, начнут иг?ать на уровне простых человеческих инстинктов, а мужчины подхватят сцену и доиграют ее с тихой, но железной волей. Сам Погребничко в паре с актером-режиссером Алексеем Левинским, выйдя поначалу дворниками, тоже сыграют, притом важ?нейший диалог между Кирилловым и Верховенским, тот самый, где Петр впрямую толкает студента на самоубийство. На голой кирпичной стене проецируются буквы печатной ма?шинки, и эти ремарки напоминают сухой полицейский отчет. В тихом сомнамбулическом ритме действия, в приглушенном свете, в самом виде скучных пальто, серых половых тряпок и обшарпанных стульев, конечно же, витает дух достоевских трущоб, дворов и холодных комнат.

Историю о том, как всякая, даже высшая идея может обернуться беспределом, как легко она в нечистых руках становится своей низкой противоположностью, сыграна мягко и ж даже с известной долей юмора. Все здесь побывали всеми, легко поменялись шкурами агнцев и волков. Все, включая зрителей, все это уже проходили. В том числе и стихи Пушкина, которые актриса читает с готовностью прямо-таки школьницы. И не ж только «Мчатся тучи, вьются тучи…», которые, понятно, рифмуются с названием произведения Ф. М. Достоевского. Но и «Мороз и солнце; день чудесный!.. » Что тоже можно трактовать в лоб, дескать, жизнь со всеми её радостями не нужна несчастному Кириллову… Но лучше никак не трактовать… Или вот такое соображение: великие русские писатели XIX века, обремененные нравственными страданиями и гражданской болью, как ваше слово отозвалось? Погребничко не дает ответа. Он вообще никогда не отвечает и не ставит жирных точек. Но вопросик все же был. Тихий такой. И ненавязчивый.

Наталия Каминская, 16.02.2006

• «Русский дворянин-семинарист и граждарнин цивилизованного мира», Марина Гаевская, «Театральная афиша», [02.2008]
• Русское поле эксперимента, Кристина Матвиенко, Time out Москва, [13.03.2006]
• Следствие по делу о смерти богочеловека, Елена Ковальская, [7.03.2006]
• Богоискатель между печкой о шкафом, Елена Дьякова, Новая газета, [20.02.2006]
• Ласковый и нежный бес, Наталия Каминская, Культура, № 7, [16.02.2006]
• После пожара, Алена Карась, Российская газета, [14.02.2006]
• Слушай большую идею, Александр Соколянский, Время новостей, № 25, [14.02.2006]
• Не в бесах дело, Александра Машукова, Ведомости, № 24(1551), [13.02.2006]
• Режиссер Юрий Погребничко представляет премьеру, канал Культура, [13.02.2006]
• Быть Алексеем Кирилловым, Алиса Никольская, МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ