Не в бесах дело

В театре «Около» расследуют «идейное» самоубийство

Ведомости, № 24(1551)

Новый спектакль Юрия Погребничко по «Бесам» Достоевского — верное доказательство, что жизнь одного из лучших маленьких театров Москвы перестает быть предсказуемой. Хотя еще недавно казалось: театр «Около дома Станиславского» — из тех, что не меняются никогда.

Много лет подряд, приходя в маленький зал театра «Около», можно было заранее предположить, что примерно там увидишь. Актеры, конечно же, появятся в костюмах разных стилей и эпох, сцена будет оформлена со специфическим сиротским лаконизмом, отсылающим к советскому быту, в какой-то момент возникнет лагерная тема, а еще споют несколько незатейливых песен. В этой неизменности не было ничего плохого — ведь не становятся же кардинально иными люди, которых мы любим, и слава Богу. Но прошлой весной Погребничко поставил «Сцены из деревенской жизни» по чеховскому «Дяде Ване» и так неожиданно и свободно смешал там Россию и Японию, что почудилось: в театре «Около» начинается что-то новое.
Премьера по «Бесам» озаглавлена «Русский дворянин-семинарист и гражданин цивилизованного мира». Идея инсценировки принадлежит покойному Евгению Шифферсу, автору неосуществленного проекта «Мемориальный театр Достоевского, или Театр мертвого дома». И хотя в спектакле немало примет фирменного режиссерского стиля Погребничко, кажется, что это уже другой театр.

Раньше был избыток, сочетаемое несочетаемого, теперь — ничего лишнего. Главным приемом становится вычитание: из огромного романа взята одна линия — история «идейного» самоубийства Кириллова, а из этих нескольких сцен тщательно убрана почти вся литературная плоть: быт, психология героев, некоторые обстоятельства произошедшего, да и само многословие авторского стиля. Остается лишь идея Кириллова о том, что человек может избавиться от страха смерти и собственной несвободы, только уподобившись Богу и проявив «высшее своеволие» — покончив с собой. И что жить с двумя мыслями: о том, что Бог необходим — и что Его нет, — невозможно. Эти мысли спокойно и отстраненно, как на философском диспуте, излагают сотрудники следственной конторы губернского города N. Трое мужчин в черных пальто и две женщины в безразмерных шинелях по очереди примеряют на себя роли участников событий — старшего и младшего Верховенских, Липутина, самого Кириллова.

Они будто бы расследуют происшествие — однако им совершенно не важно, чье убийство взял на себя Кириллов перед смертью и что представляют собою члены описанного в «Бесах» тайного общества.
А вот попытаться вообразить, как чувствует себя человек, на которого, будто огромный камень, давит страх смерти — важно: для этого над сценой подвешен камешек и сотрудники конторы добросовестно под него становятся. И протокол расследования, текст которого проступает на белой стене, они составляют не из показаний, а все больше из пауз и тишины: «полминуты помолчали», «наступило молчание». Все и вправду молчат — будто именно в безмолвии идея Кириллова и станет по-настоящему ясной. Вопрос — зачем нам вообще ее понимать?

Филолог Григорий Амелин в своих лекциях по философии литературы относит Кириллова к типичным юродивым Достоевского (к ним же принадлежит и Сонечка Мармеладова), суть поведения которых — через радикальный, порой кощунственный, непостижимый жест, через жертву совершить очищение истертой истины, заставить вечные мысли, как говорит сам Кириллов, «стать новыми». Кажется, именно об этом и рассказывает спектакль. Не случайно, так или иначе, примериться, присмотреться к идеям самоубийцы в нем должен каждый — в том числе и сам постановщик. Самая эффектная сцена спектакля — когда слова Петра Верховенского и Кириллова произносят два немолодых дворника в ушанках. Их играют Погребничко и его товарищ, актер и режиссер Алексей Левинский, и именно в этих устах текст романа начинает звучать почти как личный разговор. А потом нам покажут, как застрелился Кириллов и как в последнюю минуту твердил он свое леденящее «сейчас-сейчас-сейчас». А дальше, как это обычно бывает в «Около», начнут петь и танцевать и девушка-служащая с азартом и увлечением прочтет хрестоматийные пушкинские стихи. И так ей понравится это делать, и так не захочет она уходить со сцены, что вдруг поймешь: то самое обновление, ради которого безумцы вроде Кириллова и стреляют себе в висок, касается всего — в том числе и самых затрепанных строк. И что ощутить сияющую прелесть жизни просто — достаточно произнести: «Мороз и солнце, день чудесный».

Александра Машукова, 13.02.2006

• «Русский дворянин-семинарист и граждарнин цивилизованного мира», Марина Гаевская, «Театральная афиша», [02.2008]
• Русское поле эксперимента, Кристина Матвиенко, Time out Москва, [13.03.2006]
• Следствие по делу о смерти богочеловека, Елена Ковальская, [7.03.2006]
• Богоискатель между печкой о шкафом, Елена Дьякова, Новая газета, [20.02.2006]
• Ласковый и нежный бес, Наталия Каминская, Культура, № 7, [16.02.2006]
• После пожара, Алена Карась, Российская газета, [14.02.2006]
• Слушай большую идею, Александр Соколянский, Время новостей, № 25, [14.02.2006]
• Не в бесах дело, Александра Машукова, Ведомости, № 24(1551), [13.02.2006]
• Режиссер Юрий Погребничко представляет премьеру, канал Культура, [13.02.2006]
• Быть Алексеем Кирилловым, Алиса Никольская, МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ